Постчеловек и общество свободы

ПОСТЧЕЛОВЕК И ОБЩЕСТВО СВОБОДЫ

Выпуск

Перед вами номер журнала творческого объединения ВОСХОД.

Это начало долгого пути: желая вдохнуть смысл в существование всего человечества, необходимо перед этим изучить самих себя, задать вслух и напрямую волнующие вопросы, чтобы в дальнейшем посвятить жизнь и творчество самому главному: обретению вечной жизни и созданию совершенно нового мира.

Эклектичный, макабрический характер этого выпуска, доминация программных и концептуальных текстов — не что иное, как свидетельство о тяжести того душевного труда, что изо дня в день проделывает каждый из нас. Свобода, взаимопонимание, любовь — самое ценное, что существует на этом свете, и потому обходится дорогой ценой.

Чтобы сохранить эти вечные истины в состоянии постчеловека, нужно постичь их прямо сейчас, невзирая на данные нам оковы, вопреки безумию эпохи и общественному декадансу.

Впереди — философские и творческие изыскания разбросанного по свету и всё еще немого поколения. Но я верю: однажды эти идеи будут звучать с трибун, станут мантрами и догматами глобального общества свободы, которое мы построим своими руками.

Приятного чтения!

Ференц Паталей

I. ДЕКЛАРАЦИЯ ВЕЧНОЙ СВОБОДЫ

Бога не волнует наше счастье.
Природу не волнует наше счастье.
Государство не волнует наше счастье.

Каждый приходит к подобным выводам, сталкиваясь с непреодолимым злом, неизлечимой болезнью, неразрешимой экзистенциальной дилеммой.
Потом человек переубеждает себя: то был момент слабости, заблуждение, ересь; только бы фантом доброго бога и справедливого мира навсегда его не покинул, оставив в тяжелой фрустрации в отсутствие каких-либо ориентиров.

Но если найти в себе смелость и наконец отправиться на поиски правды, глубокое разочарование от собственных умозаключений сменится эйфорией. Пробужденный разум ждет величайшее из открытий: человеку суждено взойти на божественную ступень, и главное — всё это в наших силах с самого сотворения мира.

В момент создания данной Вселенной существование на ее просторах разумной жизни не было предусмотрено, не учитывалось при проектировании. Это подтверждается как полным отсутствием доказательств существования иных высокоорганизованных цивилизаций, так и объективной непознаваемостью мира (невозможностью преодолеть горизонт событий, подлинно осознать такие фундаментальные понятия, как конечность и бесконечность). Участь проточеловека заключалась в том, чтобы стать одним из звеньев совершенной и упорядоченной системы функционирования земной природы. Он не уступал, но и не превосходил виды, с которыми ему предстояло конкурировать за территорию и пропитание. Таким был его потолок — ничем не отличающийся от любого другого примата удел. Для Гоббса естественным состоянием человека была перманентная война; для Локка — абсолютная свобода; на деле же агрессия протолюдей была ограничена их физической немощью и условиями среды, а свобода — необходимостью выживать в условиях борьбы за ограниченные ресурсы с более сильными хищниками. В этом неразумном мире не было ни добродетели, ни зла; он не мог породить такие концепции, как справедливость или равенство. Но мир этот был однороден, ничто не вступало в нем в вечное противоречие, ведь он был подчинен единому Замыслу. Эта идиллия подошла к концу с появлением человеческого разума. Будучи ошибкой, мутацией или неосторожным экспериментом, Сознание навсегда нарушило хрупкий баланс сил на Земле. Бывшие приматы за короткий по меркам эволюции срок преодолели все предопределенные им границы; сам факт обладания рассудком обеспечил им тотальную доминацию в мире, где априори не могло существовать ничего подобного Человеку. Поправ законы природы, Человек начал вырабатывать собственные в безуспешной попытке познать окружающую реальность. В результате мы имеем сегодня невообразимую дистанцию между людьми и любыми другими животными: 80 миллиардов голов, уходящих на пропитание человечества в год, и ещё 150 миллионов, погибающих в ходе опытов. Эти монструозные цифры — не укор человечеству, а подтверждение несостоятельности, ошибочности решения внедрить разумный вид в экосистему планеты. Я склоняюсь к выводу, что подобного решения либо не было, и мы, таким образом, являемся изначально антагонистическим к Создателю видом, а Разум — первородным грехом; либо оно было принято иной сущностью, не имеющей отношения к архитектору нашей реальности или даже вступившей с ним в конфликт. Человек вырвался, отринул предназначенную ему судьбу, но годы спустя уткнулся в новый предел — предел познаваемости мира. Непреодолимость в рамках человеческой жизни хоть сколько-нибудь значимых космических расстояний, невозможность рассекретить процесс создания мира и неумолимость конца света, пусть даже в пределах миллиардов лет, повергли в глубокий экзистенциальный ужас коллективное бессознательное современных людей. Общество 21 века упорно развивает технологии, продлевает человеческую жизнь, пытается компенсировать негативное воздействие на климат, но все эти усилия тщетны, если принять за неопровержимый факт то, что существование настолько развитого Человека противоречит самой логике вещей, а Вселенная организована не в интересах человечества и никогда не будет их учитывать. Но неужели на проблему человечества никак не отреагировала фигура, отвечавшая за создание мира? Конечно же, да, и сколькими способами...

Zdzisław Beksiński

Нельзя сказать, когда конкретно к некоему Высшему пришло осознание вопиющей внесистемности человечества. Сотни тысяч лет назад Бог либо разочаровался в изначальном Замысле и сознательно разрушил его (как минимум однажды, в мезозой, подобное уже происходило), одарив проточеловека разумом, либо допустил появление Сознания контринтуитивно, не осознавая возможных последствий. Очевидно одно — в какой-то момент Бог превращается в личного человеческого надзирателя сразу на нескольких уровнях. Аналогия с тотальным институтом совершенно уместна — Бог не планирует, не разрешает себе уничтожить человечество, но способен причинить ему любые страдания и ограничить его свободу абсолютно безнаказанно. Если заключённый должен искупить свою вину и выйти из тюрьмы новым, порядочным человеком (что на практике случается невероятно редко), то человечество спустя тысячелетия мытарств должно взрастить внутри себя нового Бога, наделенного гуманистической моралью и готового построить мир, наиболее подходящий для нашего рода. По моему мнению, мы как никогда близки к этому моменту — именно поэтому козни Высшего становятся всё безумнее и изощреннее. Создатель, наделенный абсолютной властью, никогда ни в чем себе не отказывал. Он, ветхозаветный карающий Бог, убивал и мучил людей за конкретные действия своими руками. Он, Бог-камертон древности и средневековья, насаждал нетерпимость, ненависть и страх. Он, Бог-надгробие современности, давно разложившись как объединяющая мир идея, ядовитыми частичками развеянного над Землёй праха продолжает подчинять себе одних и стравливать с другими. Стратегии меняются, цели же остаются прежними — провести мир через максимальное количество испытаний, каждое из которых обладает огромным процентом летальности.

Конец им наступит только тогда, когда люди морально и физически перестанут быть подконтрольны любым силам, управляющим пространством и временем данной конкретной реальности.

Для этого нужно провозгласить семь НЕТ, формирующих идеологию вечной свободы.

НЕТ плоти.
НЕТ полу, внешности, расовой и национальной принадлежности.
НЕТ имени и фамилии.
НЕТ языку.
НЕТ младенческому крещению.
НЕТ социальному классу.
НЕТ государству.

Любого рода предопределению не место в новом тысячелетии; собственная жизнь должна во всем принадлежать нам, смерть — быть личным выбором человека, а не результатом естественной бренности, трагической случайности или чужого умысла. Только мир, победивший смерть, можно будет назвать действительно справедливым и достойным нашего вида. Все ресурсы, доступные мировому сообществу, должны быть направлены на достижение технологического бессмертия. Если подобные операции не станут доступны в ближайшие пятьдесят лет, человечество приговорит себя. Иммортализм обязан стать главной мировой религией, доминирующей идеей на всех континентах. Политики, философы, творцы и общественные деятели популяризируют и усовершенствуют концепцию трансгуманизма, а инженеры, биологи и программисты, пользуясь тотальной поддержкой, воплотят её в жизнь. Бессмертие станет опцией, открывающей невиданные доселе горизонты — и я уверен, что год от года число избравших этот путь будет только расти. Эпоха сосуществования Homo sapiens и Сверхчеловека, Homo immortalis, обещает быть самой интересной эпохой в нашей истории.

Дорожная карта к Дню Освобождения выглядит примерно так:
• популяризация идеи создания новой реальности вне рамок существующей;
• возникновение Пассионариев, готовых к революционной борьбе за свободу человечества;
• отказ человечества от биологической природы;
• отказ человечества от социальной природы;
• самопровозглашение новой постчеловеческой цивилизации, получившей божественные полномочия и не ограниченной ничем кроме общих ценностей.

Zdzisław Beksiński

Природа моих рассуждений, безусловно, мизантропична; стремление радикально изменить форму существования нас как цивилизации продиктовано страхом перед непознаваемыми мириадами антропогенных страданий; люди из извращенного замысла или из низменной природы каждодневно причиняют друг другу боль различными способами, и это неизбежно, если оставить человеку конечности, способные взяться за оружие или нанести удар, ненасытный желудок, воспаленные интимные части; если оставить человека в обществе, что из поколения в поколение передаёт опыт причинения зла, несмотря на все увещевания мыслителей, успехи образования, популяризацию культуры. Как и любому, сторонящемуся безумия, мне бы хотелось отвлечься от мыслей о круговороте насилия, как мы всеми силами занимаем время чем угодно, кроме размышлений о коварнейшем, подстерегающим вечно враге, Смерти; но мир и та эпоха, в которой мне суждено существовать, не позволяют этого сделать. Я буду постоянно, уверенно и ясно излагать свои доводы, добиваясь создания нового мира, достойного и справедливого, структурно несовместимого с человеческими пороками и предоставляющего человеку невообразимое ранее пространство для морального и интеллектуального роста. Постчеловеческая реальность победившего Разума не будет избавлена от противоречий, но само её существование подарит надежду, обеспечив возможность для доминации счастья и свободы — и не в фантазиях, будь то прекрасные утопии или коммунистические грёзы, а в настоящем. Пока общества вновь устремляются к изоляционизму, нетерпимости, кровавым противостояниям, пока реликтовые страхи внезапно предстают актуальной повесткой, нужно помнить, что двадцать первый век — век перемен, и все ресурсы человечества должны быть обращены к созиданию и направлены на его трансгуманистическое переустройство. Но ключевая развилка в современной истории наступает уже совсем скоро: это выбор актуального общества смеха между обществом страдания и обществом свободы.

Выражение "общество смеха" я впервые услышал от И.В. Пентелина в контексте разговора о современных общественных настроениях, далёких от имморталистических запросов. Подобная формулировка, безусловно, может озадачить, ввести в заблуждение, но мне она показалась поразительно ёмкой и точной. В моём понимании, общество смеха — это отдельная веха развития человеческой цивилизации, в которой мы и пребываем сегодня. Это период, когда средства массовой информации погружают в глобальный контекст непреодолимых страданий каждого, кто, находясь в Сети, умышленно или невольно приумножает скорбное знание — и с этим перманентно высоким уровнем стресса общество справляется через такую стратегию преодоления, как персифлаж, или высмеивание. Смех этого общества не является выражением искренней радости, какого-то подлинного веселья; это нервный, симптоматический гогот, позволяющий психике сохранять устойчивость, замаскировав истинные эмоции для внешней среды и заглушив внутренний голос, по природе своей у большинства из нас наиболее ранимый и чуткий компонент Разума. Проявления общества смеха — это, в первую очередь, ирония постмодернистов, относящихся к миру философски, что, в сущности, уже давно значит ровно обратное: вместо глубоких и последовательных рассуждений, сопряженных с кататонией, эмоциональным переживанием осмысливаемого, люди равнодушно, с психопатическим спокойствием называют пороки человека и несовершенства мира вечноприсущими, неизменными и, соответственно, недостойными интеллектуальной работы. Это и культура мема, давно переросшая подштанники докинзовского определения — самое болевитое, горестное и тревожное, будь то пандемия, война или серьёзная трагедия, в первую очередь обращается мемами и переобретается человечеством как элемент нормальности. В то время как лента социальной сети обновляется каждые несколько секунд, обнажая все новые и новые кровотащие раны мироустройства, мы не становимся более восприимчивыми к ним — наоборот, сводки спрессовываются в нашей памяти в бесцветно-безликое месиво, вызывающее либо отторжение, либо ироническую ухмылку. Пассивность, аморфность и консерватизм общества смеха — худшие его черты, не позволяющие сражаться с тёмной стороной бытия, несмотря на объективную возможность делать это. Представителя общества смеха с каждым годом все сложнее напугать, взволновать, удивить и заставить задуматься — капсулы и футляры, защищающие человека от раздражителей, якобы никак не относящихся к непосредственно его жизни, ослепляют личность куда успешнее, чем любая пропаганда или цензура. Признание нынешнего хода вещей самим собой разумеющимся, фактическое смирение с миром при напускной, гламурной к нему оппозиции — явления пессимистичные, будто бы замораживающие прогресс морали и сигнализирующие о нахождении человечества в эволюционном тупике. Но в этом состоянии невозможно оставаться вечно; общество смеха — важный, но, конечно же, переходный период. Ежеминутно оно подвергается различным трансформациям, и уже в ближайшем будущем настанет время принять новую форму — общества свободы либо же общества страдания. Выбор грядущего пути не станет общецивилизационным; каждая отдельная группа непроизвольно сделает его, среагировав определённым образом на потрясения последних лет. Нам не дано предугадать, на какой стороне истории окажется каждый из нас; но, как суверенные люди, мы можем сделать свой собственный выбор уже сегодня.

Вечная жизнь и вечная свобода уже за поворотом. Главная задача современного мыслителя — сформулировать в обществе запрос на бессмертие.

Ференц Паталей

II. МАНИФЕСТ ГУМАНИСТИЧЕСКОГО СЮРРЕАЛИЗМА

«Если в глубинах нашего духа дремлют некие таинственные силы, способные либо увеличивать те силы, которые располагаются на поверхности сознания, либо победоносно с ними бороться, то это значит, что есть прямой смысл овладеть этими силами, овладеть, а затем, если потребуется, подчинить контролю нашего разума.»

Андре Бретон, «Манифест сюрреализма»

В первую очередь хочу отметить, что направление моей мысли может показаться результатом юношеской склонности к максимализму и импульсивности. Не отрицаю, что, возможно, в некоторой степени так и есть. Однако смею заверить вас, что я, как минимум, стараюсь в полной мере осознавать всю ту ответственность, что я добровольно на себя возложила. Быть может, мне и не хватает определённого литературного опыта – хотя я пишу всю сознательную жизнь, – тем не менее, во мне достаточно любви к, если позволите так выразиться, «классическому» сюрреализму (под «классическим» здесь, разумеется, подразумевается сюрреализм бретонский – тот, что сосредоточен на бессознательном, глубинных грёзах и сновидениях), чтобы я могла простить себе молчание о том, о чем будет этот манифест.

Ни для кого не секрет, что мы живём в эпоху, когда вопросы психологического климата и состояния личности стоят острее, чем когда бы то ни было. Всё чаще среди молодых людей встречаются те, что задаются вопросом «Кто я есмь?», всё пристальнее люди вглядываются в глубины собственного разума, всё большую популярность обретает тема психологии как таковой.

Вместе с тем куда сильнее растет и тенденция ухода от реальности. Популярность жанра фэнтэзи неизменно стремится вверх, но даже те романы, которые можно назвать пускай и временными, однако все-таки бестселлерами, что по идее своей принадлежат к реализму, зачастую являют собой ненамеренно гротескные вожделенные фантазии автора, в том числе и самые невинные (такие, как, например, любовные отношения с «плохим парнем, который добр только с ней»). Однако я ни в коем случае не собираюсь принижать подобную литературу. Наоборот, это очень интересный психологический феномен, ведь, несмотря на, очевидно, скудную художественную ценность (полагаю, никто не будет отрицать мои слова об этом), такие истории находят отклик в сердцах читателей.

Возникает резонный вопрос – почему? Ответ как нельзя прост: романы такого рода (и всякая другая «массовая» художественная литература) помогают сбежать от мира, который окрашен в серые, непривлекательные тона. В этом смысле очень интересно будет рассмотреть произведение авторства Мариам Петросян «Дом, в котором». Его художественная ценность – вопрос интересный, и лично я считаю её бесспорной, однако сейчас не об этом.

Данная книга породила целую субкультуру, именуемую «домовцы», основная цель которой – убежать от реальности в мир собственных фантазий. И вот, казалось бы, идеальный пример того, как «классический» сюрреализм смог захватить умы многих людей. Однако тут мы подходим к кардинальному различию между ним и гуманистическим сюрреализмом.

В конце концов, мне, полагаю, стоит разоблачить некоторую подлость такого рода историй, ведь, уходя с их помощью в мир собственного воображения, человек, в сущности, теряется в самом себе и, обманутый игрой собственного воображения, отказывается смотреть на свою же душу. Ему приятнее проживать чужие жизни и получать фальшивые мимолётные впечатления, чем находиться наедине с собственными мыслями.

И таким образом я подвожу к одному из основных принципов гуманистического сюрреализма. Суть его заключается в том, что всякое произведение этой направленности сосредоточенно на том, чтобы либо помочь тем, на кого оно направлено,понять себя настоящего, либо помочь автору понять себя настоящего ради одной из наивысших целей, какие только может поставить себе человек – ради достижения гармонии с собой и внешним миром.

Чтобы было понятно, о чем идет речь, приведу пример самого на данный момент известного произведения в описанном мной жанре (хотя оно и появилось задолго до того, как данное определение впервые здесь прозвучало). Это анимационный сериал под названием «Евангелион Нового Поколения». В нем популярный на тот момент жанр «меха» смешивается с сюрреалистичными терзаниями протагонистов, приходящих в итоге к решению своих внутренних проблем путем погружения в глубины собственной личности (в особенности бессознательной ее части).

И, да, я прекрасно знаю, что изначально сюрреализм – это в том числе попытка отойти от строгих форм, и сейчас, провозглашая некую общую цель я, в сущности, калечу одну из изначальных его идей, однако будем честны: данная сторона «классического» сюрреализма является результатом общей литературной обстановки своей эпохи. Строгий реализм давно уже потерял свои права на власть над искусством, а потому такой бунт будет встречен как минимум с недоумением, а как максимум – небезосновательно назван смехотворной бессмыслицей. Впрочем, быть может, обозначенная мною цель – тоже лишь результат эпохи. Пройдут десятилетия, и она сменится чем-то новым… в любом случае, не вижу смысла долго об этом рассуждать.

Итак, какие же принципы провозглашает гуманистический сюрреализм? В первую очередь человек признаётся им существом прекраснейшим, сложнейшим, хрупким и, без сомнений, нуждающимся в изучении глубин его сознания и бессознательного, а также в психологической помощи, какую только может оказать страждущей, потерянной душе художник слова, кисти или других инструментов искусства. Во-вторых, произведение также может оказать помощь не тому, на кого оно направлено, а тому, кем оно создано, что имеет точно такое же значение, как и первый вариант. Помощь эта в обоих случаях должна оказываться через образы или монологи, созданные без строгого контроля разума, или же их имитацию от лица персонажей. В этом отношении также можно сказать, что я призываю не делать слишком четкого различия между элементами «чистого сюрреализма» и символизма, хотя первый, разумеется, остается в приоритете и должен присутствовать хотя бы в какой-то степени, поскольку и помощь, и изучение не может достигаться без погружения в глубины собственного разума. Резюмируя всё вышесказанное, хочу сказать, что гуманистический сюрреализм – это своего рода ключ, которым отпираются двери души, до того запертые.

Прошу внимания! Считаю важным отметить на всякий случай тот факт, что гуманистический сюрреализм не стремится стать заменой разговорной терапии и уж тем более медикаментозному лечению. Скорее наоборот, произведения такого рода должны стать зеркалом души либо адресата, либо создателя, отражение на поверхности которого обнажит проблему и потребует ее решения. Таким образом мы приходим к тому, что одна из основных целей всякого гуманистического сюрреалиста – обнажить душевную проблему и по возможности подтолкнуть к путям ее преодоления.

Что касается форм повествования, то оно может предстать в совершенно разном виде, начиная от магического реализма и заканчивая уже упомянутым выше фэнтэзи. Важно одно – в истории, в картине, в любом произведении (прошу меня простить за то, что в большей степени уделяю внимание литературе – всё-таки сама я писатель) должны присутствовать хотя бы некоторые элементы гуманистического сюрреализма. Нельзя также не отметить, что никакое произведение в этом жанре не может иметь строго распланированную структуру сюжета заранее, поскольку погружение в глубины собственной души не подчиняются четким дорогам, которые до того выстроил для этого разум.

Завершаю я свой манифест тем, что призываю всех заинтересованных в создании подобного рода произведений откликнуться на мой зов и присоединиться ко мне в этом нелегком деле.

Я Под Крылом Чёрной Птицы

III. СЮР: КОНСТИТУЦИЯ

Модель либертарианского переустройства страны — результат рефлексии политической реальности последних тридцати трех лет, а также попытка избежать лакун Григория Юдина... ради создания собственных.

Конституция Союза Юрисдикций России

Мы, участники частных контрактных юрисдикций, отождествляющие себя с материальным, историческим и культурным наследием России, утверждаем объединяющие нас основы, идеи и ценности, что будут действовать в каждой юрисдикции с образованием Союза Юрисдикций России – либертарианской конфедерации, представляющей и отстаивающей наши права и интересы, создаваемой для совместной реализации программы трансгуманистического перехода.

Постулаты Союза Юрисдикций

Участники всех юрисдикций принадлежат сами себе. Приоритет прав, свобод и интересов личности над условиями членства в юрисдикциях неоспорим, что означает, что каждый участник волен беспрепятственно покидать юрисдикции, входящие в Союз. Наше членство в Союзе Юрисдикций России гарантирует участникам юрисдикций пользование правами на жизнь и свободу, на частную собственность тела, разума и имущества. Юрисдикциями не допускается нарушение свободы мысли и слова, распространения информации, собраний и объединений.

Принцип отказа от инициации насилия является главенствующим и не может быть нарушен. Каждая юрисдикция обязана карать участников, если доказано, что они отняли жизнь, свободу или частную собственность у члена данной или любой другой юрисдикции, на территории Союза или за рубежом, за исключением случаев самообороны.

Стремясь к международному миру, Союз отказывается от любых территориальных претензий и не имеет за собой права на ведение войны. Вступившие в Союз юрисдикции, придерживаясь принципа отказа от инициации насилия, не допускают возможности вооруженного конфликта между собой. В рамках Союзного договора юрисдикции утверждают доктрину ответа на внешнюю агрессию.

Союзный договор основывается на идее трансгуманистического развития и приоритетной важности просвещения. Договор об образовании заключается раз в пятнадцать лет всеми юрисдикциями Союза, устанавливая список программ, стандартов и требований. Каждая юрисдикция избирает двух представителей, которые могут требовать внесения изменений в пункты договора в рамках его рассмотрения, но решения по содержанию договора заключаются на основании итогов голосования по каждому изменению.

Финансовые, имущественные и иные обязательства для вступления в юрисдикцию и осуществления деятельности в рамках юрисдикции, условия охраны здоровья и труда, отправления правосудия, регистрации браков и разводов, особенности реализации права на самооборону устанавливаются непосредственно юрисдикциями. При внесении изменений в собственные контракты юрисдикции обязаны перезаключать контракты с участниками. Внесенные в контракты изменения не могут иметь обратной силы.

Юрисдикции, вступившие в Союз, стандартизируют и взаимно признают документы, подтверждающие личность и права собственности участников. Юрисдикции могут вводить или не употреблять понятие гражданства в отношение их участников, но все участники союзных юрисдикций априори являются гражданами Союза. Гражданство Союза приобретается в момент рождения на формальной территории Союза или присоединения к союзной юрисдикции. В первом случае оно является неотчуждаемым, во втором может быть отозвано участником в случае его выхода из союзной юрисдикции.

Вступление в Союз возможно в любой момент с подписанием избранными юрисдикцией представителями данной Конституции. Исключение юрисдикции из состава Союза возможно в момент нарушения юрисдикцией постулатов и миссии Союза. Исключение осуществляется на основании голосования арбитров с привлечением международного арбитража по запросу исключаемой юрисдикции. Выход из состава Союза по инициативе юрисдикции возможен исключительно с изменением данной Конституции.

Миссия Союза Юрисдикций

Союз Юрисдикций формально объединяет территории юрисдикций, но не имеет их в собственности и не распоряжается ими.

Союз Юрисдикций является высшим органом разрешения споров между юрисдикциями и частных споров внутри юрисдикций, не разрешенных в установленные контрактами сроки. Члены юрисдикции избирают трех арбитров, представляющих ее судебную систему в Союзе.

Союз Юрисдикций защищает членов всех союзных юрисдикций за рубежом через посольства и назначаемых им послов.

Союз не осуществляет единой международной, финансовой, монетарной политики, не взимает налогов и сборов, за исключением взносов на осуществление деятельности Союза и реализации программы трансгуманистического перехода, что оговаривается в отдельных ежегодно заключаемых контрактах. Союз реализует благотворительные инициативы, контроль за рациональным использованием общесоюзных средств и пожертвований осуществляется арбитрами.

Каждая юрисдикция вносит научный, финансовый и имущественный вклад в совместную реализацию программы трансгуманистического перехода. С обретением возможности трансгуманистического перехода юрисдикция берет на себя обязательства по поступательному демонтированию материальной инфраструктуры и разработке цифровой инфраструктуры. Каждая юрисдикция разделяет стремление к созданию трансгуманистической метавселенной и очищению земель юрисдикции от следов эксплуатации человеком. Каждая юрисдикция с обретением возможности трансгуманистического перехода ежегодно проводит Референдум о трансгуманистическом переходе, описанный в соответствующем законе. Юрисдикции обязаны поддержать любое решение каждого участника.

Порядок изменения Конституции

Для внесения изменений в данный основополагающий документ требуется проведение голосования, охватывающего всех участников, входящих в Союз Юрисдикций.
Инициировать внесение изменений могут две трети от числа избранных арбитров.
Проведение голосования возможно один раз в пятнадцать лет.

Ференц Паталей

IV. ПОЭЗИЯ ВЕЧНОЙ СВОБОДЫ.

АЛЬМАНАХ

страшно (remake)

теперь мне не хватает места

стало гораздо труднее дышать

перестал верить фальшивым словам

у меня нет сил им доверять

я не сплю ночами

мне больше сны не снятся

останемся на земле следами

они вряд ли сохранятся

я перестал смотреть в окно, за ним лишь смерть и война

сегодня будет траур — под утро ложь задушила правду

всё окончено. во снах нам больше не приснится весна

я не хотел верить, что это всё случится взаправду

скоро закончится лето

мне некуда больше идти

мы никогда не увидим рассвета

а душу будет трудно обрести

не спасают даже препараты

потом пришли привычки

всё равно мы будем виноваты

мы не будем в душе чище

плевать на честность

плевать на уважение

все так хотят эту известность

взамен получая унижение

и проявляя при этом беспечность

ну конечно

ведь это стадное мышление

и эти бездари

придают своим словам значение

я их не пойму

у меня к ним лишь отвержение

только тронешь их

и это будет преступление

нам не по пути

предпочитаю отчуждение

я тебе не верю

в их словах фальшь

они не за идею

ты ведь сам знаешь

принесут любого в жертву

надеюсь, понимаешь

здесь не важен эффект

но сработал рефлекс

а этот текст –

Протест

Манифест

Терапия

ему не будет конца да края

теперь я перестал молчать

о том, что мне душу разрывает

и где внутри потихоньку умирает

Алексей iamonlyrain Андреев

***

если веришь

что там жизнь продолжится

искренне

не забудь

на работе

на вписке ли

непрестанно следят

слышат каждое слово

и мысль твою

наши мертвые близкие

вот теперь

снимай жизнь

с непривычного

странного ракурса

где болезни души

гнилость разума

ярче

нагляднее

вот послушай

как спорят всю ночь

наши мертвые близкие

кто подлее

отвратнее

но наверное поздно

об этом печалиться

в возрасте

когда веришь

что там жизнь продолжится

и унылый подкаст

хор глумливых

родных мертвецов

в общем топе раздела

***

я разбился о чьи-то молитвы

и песни прибоя

я увидел финал

он был сладким пушистым и белым

словно не наставал

словно смерть не закрыла калитку

осознав свой удел

горизонт не считая пределом

я коснулся звезды

она тлела

сгорая от гнева

ее вечность окончена

круг на воде разомкнется

и всё будет совсем по-другому

чему-то другому

отворятся врата

свет спасения к душам пробьется

я желал одного

умереть как и все

рассыпаясь

черной галькой по берега

длинным запутанным косам

умываясь волной

и рассветной росой улыбаясь

многоликому богу

его односложным вопросам

но мир сверстан и сдан

в плен насущному и напускному

все молитвы пусты

потерялось значение слова

я увидел финал

то же самое

снова и снова

но на вкус он был ложным

и горько-безбожным

как ты

***

вдруг я бы жил,

не проронив ни слова

и целый век не открывая двери:

вот я седой, усатый и суровый,

а вот меня качают в колыбели...

а может, жил, не написав ни строчки

и не коснувшись фортепианных клавиш:

здесь в шестьдесят из кресла не прогонишь,

а тут заснуть в три года не заставишь...

наверно, жил бы без врага, и с другом

мне б не случилось в жизни повстречаться:

и ни прощать не надо, ни прощаться,

став дураком, отцом или супругом.

так, вероятно, ложь фотоальбома,

где нет мгновений, в памяти хранимых,

я обменял бы на безмолвие дома,

но он сгорел, а с ним — последний снимок.

а вдруг бы жил, и, научившись ползать,

так и не встал бы следом полным ростом,

припав к земле, мог слышать алконоста,

не зная пепла, копоти и дыма.

***

скоро всё кончится

танки разъедутся по гаражам

будут долго ржаветь и дрожать

ожидая того

что мы сможем снимать кино

что направим в их дула камеры

как бы ни было тяжело

те

кто казались нам самыми

беспринципными и бессовестными

ускользнут

затаятся

из памяти скроются

выбор

торгового центра

вместо

традиционных ценностей

станет нормальным и честным

мы научимся

верить

себе

ведь для нас

бог стал всего лишь соседом сверху

а смерть стала больше

чем просто смертью

именно эти

выводы и последствия

позволят водить экскурсии

по освенциму

показывать танки

на слишком большом экране

вечным огнем горящими

от стыда

Ференц Паталей

V. КИНО ВЕЧНОЙ СВОБОДЫ.

КАК СМОНТИРОВАТЬ МЕРТВОГО ДРУГА

Монтаж реальности в фильме Маруси Сыроечковской

“Как спасти мёртвого друга”

“Как спасти мёртвого друга” — документальный фильм российской режиссёрки Маруси Сыроечковской, показанный на фестивале Visions du Réel в 2022 году.

Полуторачасовой рассказ об отношениях с больным наркотической зависимостью Кими начинается сценой его похорон. Это своего рода граница между физической и цифровой формами существования. Пока человек жив, камера — пассивный наблюдатель его распада. Доза за компанию — шприц на раковине — психиатрический диспансер. Когда человека нет, видеозаписи — способ вернуть его хотя бы на время, равное хронометражу картины. “Если есть жизнь после смерти, то она — цифровая”. Если нельзя удержать человека

в реальности, можно воссоздать его экранный образ, фантом, волей монтажа обречённый существовать в том нарративе, который вокруг него выстраивает режиссёр. Фильм Маруси Сыроечковской — попытка заполучить контроль над героем. Именно монтаж для неё — инструмент воссоздания реальности, возможность утаить, объяснить, придать ценность неслышной жизни человека

с московских окраин, превратив банальную историю в произведение искусства. В конечном счёте — перехитрить смерть.

Как спасти мёртвого друга? Сделать его частью эпохи, вписать микроисторию в макронарратив. Кими в общем-то не собирался умирать: он учился на первом курсе истфака, рассказывал Марусе

о походах Александра Македонского, смеялся, зажимая зубами бутылку пива. Но эти длинные планы домашней жизни, окрашенные в теплый ламповый свет, соседствуют с ритмичной нарезкой из кадров неспокойной столицы. Под трек Joy Divison по слякоти скользят синие кеды, монтажный стык — с крыши ларька летят листовки, стык — кеды идут по асфальту, стык — ручная камера, пытаясь быть незаметной, снимает толпу милицейских, снова — синие кеды, снова — съёмка из толпы возле театра имени Мейерхольда. Сопоставление судьбы человека и страны — один из лейтмотивов фильма. В этом фрагменте он ироничный, клиповый, экзотизирующий. Дальше будет иначе.

Уже в середине картины закадровый голос Маруси расскажет, как Кими сдает в ломбард ее ювелирные украшения и плеер ради денег на наркотики. Кадр с Кими, сидящим на краю дивана, сменится композиционно-безупречной (единственной “посторонней”) съемкой салюта в центре Москвы. Когда небо над Кремлем заполнится красными искрами, кадр снова сменится, на этот раз заполнившись алым светом петард, которые демонстранты кидают в Росгвардию на Манежной площади. Тревожность, старательно скрываемая в середине фильма, во второй части перерастает

в предчувствие неизбежной катастрофы. Ручная, нестабильная камера снимает Марусю среди демонстрантов. Монтажный стык — закадровый голос начинает перечислять названия веществ, который принимает Кими, параллельно запуская ряд фотографий. Хлорпротексьен, амфетамин — чья-то рука тянется из решётки автозака. Амиттрептилин, алпрозалам — толпа в камуфляже склонилась над лежащим человеком. Отсутствие движения

и музыкального фона придаёт фрагменту документальный характер. Как будто на этот раз режиссерка занимает дистанцию от происходящего, опасаясь перенести в пространство фильма горечь, испытанную в реальности. Здесь сопоставления заканчиваются. Дальше — только болезненные кадры частной жизни, длинные монологи, домашние и больничные интерьеры.

Как ещё спасти мертвого друга? Сделать его частью массовой культуры. Если кинотекст не становится прецедентом в искусстве, он, по крайней мере, может стать зеркалом своего времени. Надо вмонтировать как можно больше “маячков” из низового культурного слоя, чтобы зрители увидели мир глазами Кими. “...У него тоже были шрамы на запястьях”, —рассказывает режиссерка о том, как нашла

в друге носителя травматичного опыта, идентичного собственному. Маруся умывается — камера снимает ее поясным планом в анфас. Склейка — вода в раковине течет в сливное отверстие как в “Психо” Альфреда Хичкока, только без крови. Если о селфхарме и будут рассказывать, то игнорируя всякую трагичность. Склейка — перед нами ряд фотографий из интернета: на белом фоне, с водяными знаками. Канцелярский нож, CD-диски, женщина с листом А4

и широкой улыбкой, мужчина в пиджаке с ножницами и тем же неестественным выражением лица. Маруся тоже улыбается. Она снимает себя полукрупным планом, и в соседстве с невыносимо-шаблонными кадрами создаёт своего рода “эффект Кулешова”. Кажется, что в ответ на бездушность, объемность, информационную пустоту культуры ее носители начинают терять собственный голос. Но случается и так, что с помощью той же “звенящей пошлости” миллениалы находят способ рассказать о глубоких чувствах. Звучит трек Joy Division: Маруся танцует, глядя в камеру, склейка — они, обнявшись с Кими, сидят на кровати и смеются, склейка — крупный план сжатых рук, склейка — презентация из Power Point. На синем

с блестками фоне мелькают их совместные фотографии с сердечками и звездочками по краям. Слайды чередуются нелепыми переходами: “шторка”, “наплыв”, “растворение”. Их любовь, по выражению Умберто Эко, “живёт в эпоху утраченной простоты” —

и фильм крайне точно это отражает.

Что делать, если спасти друга не получается? Создать его заново.

Кими сидит на диване. Его лицо спокойно. Он — посередине кадра, смотрит прямо в камеру. Это — видео из планшета Маруси. При нас она нашла его в галерее, запустила, попутно открыла настройки и начала осторожно водить по экрану пальцами, превращая изображение в пиксели.

Кими здесь напоминает компьютерную программу. Он — персонаж, жизнь которого можно продлить, поставить на паузу или начать заново, смахнув временную шкалу на несколько минут назад.

Звучит замедленная в несколько раз электронная мелодия. Склейка — неспешная панорама района панельных домов, внутри которого, точно внутри галереи марусиного планшета, будет жить память о мертвом друге. Память, которую можно реконструировать в удобном для себя ключе. Рассказать ту историю, в которой события будут подчиняться минимальной логической связи. И, если нарратив окажется хотя бы немного справедливее жизни, то задача фильма выполнена.

Влада Орешкина

VI. ПРИЛОЖЕНИЕ.

НОДАР

Драма в стихах в четырех сценах.

Нодар, для одних – великий мастер,

прочими прозванный архитектором смерти,

чувствует приближение конца.

Тени построенных им объектов посещают конструктора,

чтобы проститься со своим родителем.

Историческое событие сплетается с агоническим

процессом в ходе исследования причин трагедии

“Трансвааля”.